Припал я к телу окровавленному твоему,
В потоке властному они головы сложили,
Пусть тёмные твои глаза запомнят каждую черту,
Да - каждую черту меня, навеки поглотили

Так грустно то, что в слепоте своей,
Мы цветы, но лишь шипы срываем;
Твоя река - в нёй вижу страх, движение огней -
А на меня страдание уж наплывает.

Страдание, которое я должен унести,
Умру от этого я вновь - да, к этому мгновенью,
Любимая, твой идеал не в силах унести,
Склонилась к сладкому, но без страсти пенью.

И храбрые к её губам дрожащим припадают,
Они так крепко сжаты и прекрасны, поэтичны,
Король я в замке страсти, где страдают,
Где вновь страданья льются безграничны.

Где ты сейчас? Накорми меня! Поддержи! Спаси!
Милый боже! Ты разрушен! Спаси хоть себя!
Покажи мне дорогу! Борись! В той выси!..
Твоя родня вокруг тебя толпится. Спаси себя!

Я видел их. Они мрачны, темны,
Но всё же и прекрасны.
Цветы, которые в руках у них видны,
Когда то были мне даны.

Иди же прочь ты от меня.
О человек из лживых тех рассказов,
Держись подальше ты как от огня,
Я лгу себе – избавится нельзя так разом.

Нужна мне помощь, но не от тебя,
И нет – отец твой тоже не поможет.
Нет! Исус Христос, кто же спасёт меня, любя?
Кто боль мою столь жгучую уложит?!

Я наблюдал, как целый день из мрака неба,
Всё падал тёмный, тёмный снег;
Мой голос зарыдал, как у голодного, молящего о хлебе:
“Неужто это жизнь? Холодный, тёмный снег?!”..

Посмотри на свет, почувствуй тёплое моё желанье,
Оно по венам так, словно солнце вечера бежит;
Оно там будет жить, но лишь внутри его сиянье,
Сторонний глаз его там не заметит и не осквернит.

И в смертный час твоё священно имя,
Благословеньем на устах моих пусть прозвучит,
Светилом быть во всём – и мысль тут стынет –
Не в силах человек – но свет Твой мир весь озарит.

Способен человек ли на такую жертву,
Что всё и без зазрения отдать – за жизнь,
За жизнь которая кровавым ветром,
Кружит вокруг меня, куда ты взгляд не кинь.

Ещё пред смертью изгорю весь, прахом стану,
Но никогда не будет боль так велика, как сейчас.
Неужто ты меня здесь одного оставишь?
Ползти через трясину жизни разлучившей нас.

А я безгрешен перед троном бога,
Сними с меня симпатии корону – и что ты, думаешь увидеть?
Сядь! Ты видел Солнце? И пройдена уж жизни дорога,
И темнота из нас без следа выйдет.

Так велики, кто имя его даже молвить не сумел бы,
Они поднялись, и очистились; о – сколь прекрасны же они,
А бой за наши жизни короток, забвения близки сугробы.
Пожалуйста, возьми же под руку, пройдись со мной, меня веди.

А в юности светило это мне в лицо потоки сильные пускало,
Я позволял любить ему, ласкать и греть меня.
Уж многих голоса затухли – их ночь в своё забрало покрывало;
А чей то ропот может отравить в чём правда есть моя.

Окутай же меня в своё ты тело, расположи удобно,
И страшная отметина – ребёнок мёртвый снится,
А белая и чистая постель – на ней улягусь ровно,
Она меня зовёт – от муки ненадолго отстраниться.

И жажду я, чтоб ты со мною возлегла там,
И в почитании – оставь ты грустное прощанье
В последний раз пройдись со мною – дальше же разлука нам:
О холод! И земля мертва средь тёмного снегов шептанья.

Здесь не на что следить, лишь эта дева,
Лишь на неё смотрю, нет – не на вас;
Не на причёски выложенные рабом напевом,
Надушенные, вычищенные много раз.

Но этот зал огромный, под покровом арки
Одной лишь ей принадлежит,
Пускай Богатые подносят ей свои подарки,
Она как небеса поёт, танцует и кружит.

Богатая свинья на воздухе играет,
Мой рот привычно тянется к вину,
Кругом и жир и мёд стекает,
Но вновь я повернусь к Святому Соловью.

Её волосы огненно мерцая,
Как пламень дикий кружатся, горя,
Мой дух возносится в том пламени, мечтая,
Но болью возвращён в тот зал вновь я.

Мальчишек тут на алтарь Дианы уж выводят,
Их будут сечь, и кто-то ведь умрёт.
То, кажется купец хитрюга козни свои водит,
За искалеченных он лошадей их бьёт.

А кто-то здесь истории свои походов,
Вещает – обожёно пламенем его лицо.
Но вот поэт запел средь этих всех отходов,
Желание во мне зажёг великим мудрецом.

ТЕБЕ, о Дева, приятно его слушать,
Длинны так волосы вокруг твои ланит,
Много лжи здесь, но всё же смог я выжить,
То был огромный вечер, но лишь Тебя моя душа хранит.

О, это сокрушает, перья так болят!
О, выпусти ты на свободу лебедей;
Они в себе мои поэмы не рождённые хранят,
Заключены они во тьме клетей.

Отныне в городах заброшенных я буду жить…
Мне крылья опалила, Ты дала мне этот стих.
Я замолкаю медленно, средь крови, коей не испить,
Среди резни… Я хочу коснуться всех их! Я хочу коснуться всех их!


Black God
Чёрный Бог


И в каждом взгляде, в каждой нежности,
Которая, чаруя, всюду возлежит,
Тебя я вижу, полная небесной свежести,
Но смерть уж близко – скоро поглотит.

И скучные часы, в которых жгло меня мученье,
Уж скоро в прошлое навеки отойдут,
Урок последний будет дан, последним вдохновеньем,
Последний слабый вздох святые небеса возьмут.